Пару дней назад зампред нашего профкома Илья Гурьянов дал письменный комментарий изданию the Village об увольнениях в Вышке: что-то из его ответа вошло в материал, а что-то нет. Поскольку на днях он получил по почте несколько загадочное — с правовой точки зрения — уведомление о расторжении с ним НИУ ВШЭ трудового договора и необходимости забрать трудовую книжку, мы выкладываем полную версию интервью. Данные ответы вполне выражают отношение нашего профсоюза к событиям этого лета, а также озвучивают уже согласованные планы наших дальнейших действий. Из того, что не вошло в интервью, важно сказать, что публичная кампания, организованная профсоюзом, позволило отстоять рабочие места целого ряда коллег, среди которых Ilya Kukulin, Maria Maiofis, Jan Levchenko, Olga Roginskaya и многие другие. Мы благодарны всем, кто принял участие в инициативах нашего независимого профсоюза этим летом, и уверены, что, если бы число коллег, поддержавших кампанию, было бы больше, то увольнений и вовсе можно было избежать. Пока по данным нашего профсоюза Вышка по разным формальным основаниям прекратила трудовые отношения с 16 сотрудниками ФГН и с 11 сотрудниками факультета права, включая тех, кто ушел «по собственному желанию». По факультету бизнеса и менеджмента данных у нас нет. Но из первого же абзаца данного интервью вы узнаете, что история с увольнениями в Вышке еще вовсе не закончена.
КОРРЕСПОНДЕНТ: Илья Геннадьевич, добрый вечер!
Меня зовут Анна Логачева, я редактор новостей и реакций The Village. Сейчас я готовлю материал про увольнение оппозиционных преподавателей ВШЭ и буду очень благодарна, если вы прокомментируете ситуацию.
ИЛЬЯ ГУРЬЯНОВ: Добрый день, во-первых, представлюсь, чтобы не было недоразумений: я буду говорить от лица независимого профсоюза, представляющего сотни преподавателей и научных работников, как заместитель председателя ячейки профсоюза «Университетская солидарность» в НИУ ВШЭ. До 31 августа я был старшим преподавателем Школы философии по результатам конкурса на должность, который я прошел еще в 2019 г. В феврале 2020 г. я вновь прошел конкурс на должность (мою кандидатуру поддержал тайным голосованием ученый совет НИУ ВШЭ — орган коллегиального управления университетом), однако никаких дополнительных соглашений по результатам этого конкурса со мной не было заключено, как того в обязательном порядке требует Трудовой кодекс РФ. Если судить по тому, что учебный год начался, а я не получил преподавательской нагрузки и расписания занятий, НИУ ВШЭ считает, что наши трудовые отношения в сфере преподавания прекратились. Однако Трудовой кодекс в правовой иерархии стоит выше решений руководства НИУ ВШЭ, поэтому я по правовым основаниям не считаю, что наши трудовые отношения прекратились, что мой контракт истек. И в самое ближайшее время я буду требовать соблюдения правовой процедуры в оформлении трудовых отношений университета со мной через суд. Таким образом, я продолжаю считать себя старшим преподавателем, а руководство НИУ ВШЭ, по-видимому, нет. Кто из нас прав — решит суд. Пойду я туда не один, а вместе с юристами нашего профсоюза, специализирующимися на трудовом праве, а также сразу с несколькими коллегами с факультета права, в отношении к которым Вышка допустила все те же самые нарушения, что и в отношении ко мне.
Во-вторых, я сразу хочу заявить, что интерес к увольнению именно оппозиционных преподавателей искажает картину произошедшего. Потому что Вышка этим летом прекратила трудовые отношения с преподавателями самых разных политических взглядов, и, по мнению профсоюза «Университетская солидарность», все эти увольнения прошли с нарушением как правовых процедур, так и законных интересов сотрудников. К последним относятся право знать, о том, сколько штатных единиц будет сокращено, по каким критериям будет проходить набор сотрудников во вновь созданное подразделение, все ли аналогичные вакантные должности в университете были предложены уволенным сотрудникам и др. Интерес СМИ именно к коллегам, известным своим оппозиционным отношением к действующей власти, вполне понятен. Однако не следует забывать, что пострадали не только они! Все потому, что в настоящий момент в НИУ ВШЭ установился режим жесткого вертикального управления, когда администрация в закрытом от сотрудников режиме может принимать совершенно любые решения. Ничего удивительного — скажете Вы; однако Трудовой кодекс и федеральные законы гарантируют, что в университете — в отличие от коммерческой фирмы — должны быть коллегиальность, открытость процедур управления и представительность. Но руководство НИУ ВШЭ старательно игнорирует эти принципы, делая вид, что управляет именно что коммерческой фирмой, сидящей к тому же на «жирных» госконтрактах. Ученый совет, который должен быть коллегиальным органом, представляющим интересы работников, — полностью подконтролен высшей администрации; деканы не выбираются, а назначаются в качестве «и.о.»; кафедры ликвидированы, что закрывает возможности для выборов заведующих кафедр, обязательных по российским законам. В ситуации такого жесткого вертикального управления никто из сотрудников Вышки не может чувствоть себя защищенным от произвола. И de facto страдают преподаватели не только оппозиционных политических взглядов.
КОРРЕСПОНДЕНТ: Подскажите, пожалуйста, действительно ли уже в начале лета шла речь о “чистках” неугодных университету преподавателей? Говорили ли об этом открыто? Или все прикрывалось сокращением ставок после реорганизации факультета? Существовал ли список сотрудников, с которыми вуз попрощается в новом году? Возможно, преподаватели сами знали, кого из них собираются уволить?
ИЛЬЯ ГУРЬЯНОВ: Слухи о недовольстве руководства Вышки независимым профсоюзом «Университетская солидарность» в стенах университета ходили уже некоторое время, коллеги советовали «быть осторожнее». Но со слухов не спросишь официальную бумагу. Никаких административно-командных запретов на профсоюзную работу никто из членов профкома не получал (состав профкома открыто опубликован на сайте профсоюза, в то время как прочих членов организации мы лишний раз не афишируем). Если отвлечься от правозащитной деятельности, которой в первую очередь занимается наш профсоюз, то можно вспомнить и другие факты. На странице в Facebook бывшей преподавательницы Школы культурологии Эллы Россман выложены сканы писем руководителя этого подразделения Виталия Куренного, в котором содержатся весьма прозрачные намеки на прекращение любой деятельности, которая может быть расценена как оппозиционная. Я слышал, что некоторые коллеги получили схожие письма даже от Управления персонала, но сам их никогда не видел.
Официально не было обнародовано, разумеется, не только списка сотрудников, которых собираются уволить, но даже общего числа сотрудников, с которым реально будут прекращены трудовые отношения или на основании увольнения, или в связи с истечением срока трудового договора. То есть о сокращении часов нагрузки в Школе философии говорили, а вот сколько ставок придется из-за этого порезать, кого оставят, кого уволят — нет. По оценкам правовых инспекторов труда нашего профсоюза, это нарушает законные интересы сотрудников: до последних дней августа многие члены нашего профсоюза не знали, возьмут их в новое подразделение или нет. А ведь с началом учебного года преподавателю гораздо труднее найти новое место, чем летом.
Главная проблема «реорганизации», которая сейчас проходит в Вышке, — это предельная непрозрачность и закрытость абсолютно всех действий администрации. Происходящее по уровню секретности можно сравнить с какой-нибудь военной спецоперацией. И именно эта закрытость, уж простите за каламбур, открывает широкие возможности для произвола внутри университета: для увольнения кого-угодно по самым немыслимым мотивам. Вот представьте, пофантазируйте: работает в Вышке старый и опытный советский аппаратчик — разумеется, с научной степенью и в должности не ниже профессорской, — который любой гражданский активизм или правозащитную деятельность (в том числе независимый профсоюз) на дух не переносит. И вот он, пользуясь своим положением и полной закрытостью всех процедур принятия кадровых решений, начинает вести свою игру. Не нравится ему, например, Виктор Горбатов — не нравится из-за того, что ходит на митинги. И он говорит высшей администрации, что его нужно убрать, но в качестве причины называет «нулевые показатели публикационной активности» Виктора, а не что-то другое. При этом о 3–4 лично ему симпатичных сотрудниках, у которых публикаций тоже нет в нужном количестве, он просто умалчивает, «прикрывает» их. То есть «публикационные показатели» не являются настоящим, общеприменимым критерием для решения о продлении контракта с сотрудником — иначе его не нужно было бы скрывать, а нужно было бы открыто объявить и повесить на сайте Вышки, кто ему соответствует, а кто нет. Он может пойти и на прямой подлог: например, сообщить наверх, что неугодный ему преподаватель не соответствует критериям публикационной активности, понадеявшись, что в суматохе кадровых перестановок никто не будет этого проверять. Сотрудникам же такой опытный аппаратчик будет говорить, что сам он — человек маленький, что от него ничего не зависит, а все решения уже приняты «на самом верху». Это, конечно, все фантазии и гипотетические построения. Но увольнения-то и непродление контрактов — это свершившийся факт: на факультете гуманитарных наук и на факультете права, это как минимум! И руководство Вышки сейчас делает все возможное, чтобы косвенным образом утвердить реальность нарисованной мной картины.
Наш профсоюз с самого начала предлагал создать открытые кадровые комиссии с представителями администрации и профсоюзных организаций, а также с привлечением независимых экспертов; и публично объявить критерии, которым должны соответствовать остающиеся на работе сотрудники. Таких комиссий создано не было. Кадровые решения принимались в максимально закрытом режиме. Для гарантирования оценки профессиональных качеств преподавателей и научных работников по максимально объективным критериям следовало бы созвать кадровые комиссии с паритетным участием представителей администрации, представителей профсоюза и независимых экспертов по предметным областям. Только обеспечение открытости процедур принятия кадровых решений позволило бы администрации аргументированно утверждать, что никаких «списков неблагонадежных под увольнение» не существовало. И напротив, закрытость процесса принятия кадровых решений подтверждает правоту теорий, которые сейчас некоторые представители администрации презрительно называют «конспирологическими». Сейчас все действия администрации указывают на то, что списки «неблагонадежных» были; возможно, каждый ретивый администратор даже составил их по своему вкусу, чтобы угодить начальству, — сработать на опережение. При этом высшее руководство Вышки могло не давать прямых распоряжений о принимаемых решениях; оно вообще предпочитает в таких случаях молчать, не говорить ни «да», ни «нет», предоставляя исполнителям истолковывать это по своему вкусу. И потом нести весь груз ответственности за содеянное самоуправство.
Резумирую: проблема «Вышки» в выстроенных структурах жесткого вертикального управления, которые исключают любую коллегиальность и диалог с сотрудниками. Каких-то оппозиционных преподавателей увольняют, каких-то оставляют (это очевидно по социальным сетям сотрудников университета!): никто не говорит, по каким критериям это происходит и кто принимает решения. Действительная цель администрации — создать атмосферу полной правовой незащищенности сотрудников университета, когда уволить могут любого без объяснения причин или по совершенно надуманному поводу (как, например, эта пресловутая реорганизация). Потому что с запуганных и атомизированных людей можно спрашивать все больше и больше, а платить — все меньше. Ну, и к политической активности морально сломленные люди не склонны — это тоже верно.
КОРРЕСПОНДЕНТ: Почему, на ваш взгляд, такое происходит в когда-то “самом либеральном вузе страны”? Почему именно сейчас, а не раньше?
— Как я уже сказал, построение жесткой вертикали управления началось в Вышке далеко не сегодня. И увольнение нескольких оппозициионно настроенных преподавателей — видимая СМИ верхушка тех «абьюзивных» отношений, которые выстроила администрация с сотрудниками университета. Почему академическое сообщество, некогда пришедшее в Вышку — умудренные сединами исследователи, ординарные профессора, члены ученого совета, — отдало все рычаги управления университетом в руки небольшой группы администраторов и приближенных к ним людей без особых научных заслуг? Во-первых, потому, что выстраивание настоящего коллегиального управления — это труд, тяжелый и неоплачиваемый, который почти никто из заслуженных профессоров, увы, не хотел на себя брать. Так, администрация шаг за шагом захватывала территорию университетской автономии под лозунгами повышения эффективности управления и конкурентоспособности университета. Например, ликвидировались кафедры, отменялись выборные процедуры, в ученый совет вводилось все больше членов «по должности», то есть представителей администрации. Во-вторых, многие верили, что вертикаль управления в Вышке во главе с очень влиятельным ректором защитит нас от Левиафана в лице государства; верили, что Вышка — это оазис свободы, в том числе и политической, для профессионалов своего дела. При мне даже некоторые из ныне уволенных преподавателей рассуждали в таком духе. И вот результат: их разменяли при первом же удобном случае, забыв про прошлые заслуги перед Вышкой, забыв многие годы их верной работы на «бренд» университета. Потому что не бывает свободы при ничем несдерживаемом доминировании одного из участников отношений; это и ведет к превращению образовательного процесса в абьюзивные отношения. Администрация, представляющая государство как учредителя НИУ ВШЭ, — это всего лишь одна из сторон, преподаватели — другая, студенты — третья. Студенты и преподаватели сейчас должны объединиться, чтобы в гарантированных законом рамках ограничить произвол администрации. Повторю, что при существующей вертикали управления, принимающей решения исключительно в закрытом режиме, не только преподаватели и студенты оппозиционных взглядов, а вообще никто не может чувствовать себя в безопасности.
КОРРЕСПОНДЕНТ: Как вы относитесь к подобной политике университета? Собираетесь ли вы с этим бороться, видите ли в принципе вы какие-то способы это делать (и смысл, конечно)?
— Нужно требовать соблюдения действующего трудового законодательства, в том числе и через суд, а также развивать профсоюзное и студенческое движение внутри университета. Полезно также публично озвучить «цену» сотрудничества с администрацией, управляющей университетом таким образом. НИУ ВШЭ — государственный вуз, а значит, все его сотрудники — это государственные служащие, чьи доходы заведомо известны государству (не представляют коммерческой тайны). Почему бы открыто не публиковать наши зарплаты на сайте Вышки (сейчас там висят лишь данные о зарплате ректора и отдельных проректоров)? Тогда станет ясно, сколько стоит «правильное» голосование в ученом совете, сколько — молчание в ответ на прямые вопросы сотрудников, будут с ними продлевать контракты или нет, а сколько — рассуждения перед студентами, что «сливать», а потом «разливать» подразделения в университете каждый год — это в порядке вещей.
Наш профсоюз через систему международной профсоюзной солидарности уже работает над тем, чтобы ведущие зарубежные ученые и научные центры недвусмысленно выразили свое отношение к тому, что de facto произошло в Вышке. Если наши администраторы разных уровней увольняют людей с работы за оппозиционные взгляды и участие в профсоюзном движении, то тем самым они фактически отрицают ценности европейского университета. Совершенно непонятно, почему при этом они продолжают считаться членами международного академического сообщества — например, получать приглашения на научные мероприятия, преподавать у зарубежных студентов и пр. Ведь они причастны к очень нехорошим решениям. Ни один из наших администраторов не покинул своей должности, когда ему пришлось согласиться с увольнениями по нелегитимным мотивам или же с нарушением правовых процедур. Я не думаю, что это проблема одной лишь Вышки. Видимо, это явление общероссийское. Даже у тех администраторов, которые в кулуарах выражают сочувствие уволенным, денежные и прочие соображения пересиливают профессиональную честность и человеческую порядочность. Надо хотя бы информировать зарубежных коллег о том, кого в лице наших администраторов они на самом деле зовут на конференции и знакомят со своими студентами. Приведу исторический пример: Хайдеггер был гениальным немецким философом, но ему за его политические симпатии и за то, что он был первым ректором, назначенным национал-социалистами в Германии, долго не давали преподавать впоследствии. В Свободном университете в Берлине можно видеть инсталляцию: там «за одним столом» все ректоры немецких университетов, которые поддержали фашистский режим. Зарубежные коллеги, приглашая к сотрудничеству наших администраторов, зовут уже не просто хороших медиевистов, русистов и пр. — они зовут людей, которые поддерживают худшие стороны установившегося в России режима. Если дальше будут звать, то можно сделать выводы уже о зарубежных коллегах. Но вполне возможно, что многие коллеги совсем не хотели бы видеть у себя «расстрельную команду» даже по скайпу.
И возвращаясь к вопросу «цены» сотрудничества. Все вышкинские администраторы зарабатывают в несколько раз больше преподавателей, которых они увольняют. Это важно подчеркнуть: встроенность в вертикаль управления, прежде всего, хорошо оплачивается! Они жертвы вовсе не обстоятельств, как порой пытаются это представить, особенно в частных разговорах, а только собственной жадности и беспринципности. А значит, о процессах, происходящих в Вышке — не только об увольнении отдельных оппозиционных преподавателей, — нельзя молчать.
Высшее руководство Вышки, если судить по его действиям, давно живет вне системы ценностей европейского университета, но оно не могло бы творить произвол с такой легкостью без небольшой армии лояльных исполнителей, которые как раз делают вид, что они к академическому сообществу принадлежат и разделяют его ценности. Они уверены, что пелена молчания, окутавшая все управленческие процессы в университете, защитит и их. С этим нужно бороться методом публичного называния имен, потому что без лояльных исполнителей, без «дубинок» своекорыстная воля начальства бессильна. От нелояльных исполнителей, как показывает опыт, попросту не будут требовать исполнения заведомо беззаконных приказов (и поэтому их снимают, как показывает пример Ольги Рогинской, даже с таких неключевых должностей как руководство образовательными программами). Мне кажется, надо продумать возможности информирования международного сообщества о действиях конкретных людей, занимающих административные должности в Вышке, и так должны действовать сотрудники всех вузов в России.
КОРРЕСПОНДЕНТ: Заранее спасибо за ответ!
